ТЕКСТ: Андрей Ситников
ФОТО: Из архива Валерия Рыбкина
Он — «наш» и «не наш». При первой встрече возникает уверенное предположение, что перед вами представитель Страны Восходящего Солнца. Но через минуту вы уже сомневаетесь в национально-культурной принадлежности этого человека: могучая, совсем не японская фигура, славянские имя и фамилия, чистая и богатая русская речь. Однако же улыбается, думает и поступает он, как японец. Дело в том, что Валерий Рыбкин — носитель не одной культуры, как все, а двух.
«Навстречу утренней заре по Ангаре»
Валерий Рыбкин родился в 1972 году в городе Усолье-Сибирское, расположенном на 90 км севернее Иркутска на правом берегу Ангары. Его отец, Юрий Иванович Рыбкин, один из первых строителей БАМа, закончил Высшую партийную школу, однако из-за принципиального и чересчур прямого характера партийную карьеру не построил — будучи секретарём горкома, был «сослан» в колхозные парторги. Юрий Рыбкин уезжал на работу рано утром, ещё до гимна из радиоточки, и возвращался поздно ночью. Так что лет с двенадцати Валерий почти не видел отца. Зато с матерью, Галиной Николаевной, был очень близок. Но влияние отца — настоящего коммуниста — сыграло большую роль в формировании мальчика.
Читать Валерий научился года в три, играя на разложенных на полу партийных и профсоюзных газетах. В доме всегда было много книг, и в душу мальчика больше всего запали «Донские рассказы» Шолохова, романы Дюма и «Цусима» Новикова-Прибоя.
1977 г. Серьёзный мальчик пяти лет
В школе Валера учился старательно: чтобы не позорить отца, сын партийного работника не мог быть даже хорошистом. Да и учителя спрашивали с него по полной программе. А по четвергам, как ответственный за политинформацию, он докладывал с умным видом о международной обстановке. И чем старше становился, тем чаще говорил о войне в Афганистане, негодуя на официальную «правду», которая не считала «афганцев» героями и умалчивала о «грузах 200». Валера Рыбкин не был своим для дворовой шпаны, поэтому всегда занимался спортом, в том числе боксом, чтобы не пасовать перед хулиганами.
Кроме бокса и уроков, на Валере были ещё домашние дела. Родители много работали, чтобы сводить концы с концами, партийный работник, вопреки стереотипам, зарабатывал скромно, гораздо меньше, чем квалифицированные рабочие, и Валера сам заботился о сестре Иринке, младше его на шесть лет: одевал, кормил, отводил в детсад и школу, играл с ней.
С любимой сестрёнкой и первой собакой
Лет в двенадцать, желая поддержать семью, он придумал первый свой бизнес, обратив внимание на то, сколько бутылок валяется по городу. Опасаясь, что знакомые ребята увидят его за этим занятием, отправлял подросшую сестру на «опасные» участки рядом с домом и школой, а сам промышлял в дальних районах. Иногда в день детям удавалось заработать до 24 рублей — большие деньги по тем временам. Иной раз отец на машине отвозил бутылки в приёмный пункт, за что получал от сына «зарплату». Следующей весной Валера попросил отца арендовать участок земли под картошку. Начал с 10 соток, через год взял 20, а когда оканчивал 10 класс, практически один обрабатывал 40 соток, зарабатывая уже больше родителей. Так он совмещал отдых, тренировку и заработок. Под палящим сибирским солнцем он узнал цену денег, заработанных собственным трудом. Он, конечно, мог, как многие, заняться фарцовкой, но как бы тогда он смотрел отцу в глаза?
Учись, студент!
Ещё с раннего детства советские военные фильмы и кино о разведчиках зачаровали Валеру героической романтикой. Однажды в классе восьмом для медосмотра в военкомате он подготовил твёрдый ответ на вопрос, в каких войсках хочет служить: «В Нахимовское поступать буду». Но вопроса не задали, вместо него поставили диагноз — порок сердца. В армию, если возьмут, то только в «сидячие войска», связистом. «Тогда буду дипломатом, — решил он, — дипломатия — это тоже война, только мирными средствами». Валера учился в школе с английским уклоном, но тут особенно стал налегать на язык, а также на другие гуманитарные дисциплины: литературу, русский, историю. На собственные деньги нанимал репетитора, посещал дополнительные занятия, участвовал в олимпиадах. Когда пришло время поступать, отец отправился в Москву на разведку и доложил, что конкурс огромный и кругом блат. Валера не поддавался уговорам идти в другой вуз, но слёзы матери его убедили. Не поступи он в МГИМО, точно забрали бы в армию, а на дворе 1989 год, и в Афган недобор. Решение принял такое: пойду в иркутский иняз, выучу, как следует, английский, и потом всё равно в МГИМО.
И вот тогда случилось первое судьбоносное событие в его жизни. Он подал документы на факультет, где вторым иностранным был японский. Мог подать на другой, где вторым был китайский, но там очередь была большая — не успел бы на тренировку. После диагноза он ещё активнее занимался спортом, и через несколько лет с помощью врачей справился с болезнью, и усердно готовился в армию на тот случай, если не поступит в вуз, полной уверенности в том не было.
Снова его отговаривали: не пройдёшь, одних медалистов семь штук на место, а у тебя аттестат с тремя четвёрками! И характеристику классная руководительница дала подозрительную: «крайне амбициозный юноша». Отговоры Валеру ещё больше заводили, приняв решение, он шёл напролом. Экзамены сдал блестяще.
В его институтской группе собрались талантливые ребята, сплошь медалисты и вундеркинды, и на их фоне во владении английским Валера чувствовал себя тупым «качком». Тогда он решил взять реванш в японском. В его группе было только два немедалиста, и Валера считал, что поступление в иняз — подарок ему от судьбы и одновременно испытание, которое он должен пройти. Японский уравнивал его шансы с другими. Представьте: электричка Иркутск — Усолье-Сибирское, за окном минус 40 и темень, внутри пар изо рта и полумрак, народ спит или принимает «для сугреву», и только этот парень два часа туда и столько же обратно что-то зубрит. Учебников японского тогда ещё не было, Рыбкин с помощью только словаря за год так поднаторел, что был признан лучшим в японском и в составе небольшой группы студентов отправился на двухнедельную стажировку в Японию, а по возвращении сразу получил полугодовое приглашение в университет Нагои. Первый год в инязе научил его концентрироваться на главном и мобилизовать все силы, а увидев результаты, он ещё больше поверил в себя. Примечательно: новый язык укладывался в голове Рыбкина будто он его просто забыл… Чуть позже Рыбкины узнали, что у них в семье есть японские корни.
Куросаве и не снилось!
На втором курсе, вернувшись в Иркутск со стажировки, Рыбкин оказался в водовороте событий. Фирма «Интурист» пригласила его сопровождать группы японцев, в основном очень пожилых, которые после открытия российских границ бросились искать могилы своих близких, — сотни тысяч японских военнопленных сгинули в лагерях ГУЛАГа. В ту пору в России — в лихие 90-е — был полный бардак. Аэропорт Читы, три часа ночи, прибывает группа японцев — почти 100 человек, а автобусы не подали, принимающая компания просто исчезла. Рыбкину 19 лет, он переводчик и сопровождающий — единственный представитель России. Он находит три «Икаруса», везёт японцев в гостиницу, а там лифта нет. Самым «молодым» из японцев — под семьдесят. Сто чемоданов пришлось затаскивать наверх, через три часа оплатил наличными завтрак — носил с собой рюкзак с деньгами, затем вновь перетаскал все чемоданы в автобусы. Приехали они в небольшой посёлок, где находились захоронения, а там гостиницы вообще нет (хотя бронирование оплачено). Что делать?! Кругом тайга, ночь чёрная и страшная. Девятнадцатилетний мальчик и сотня напуганных японских стариков. Самых пожилых расселил по старым избам, остальных устроил в автобусах. Только всех успокоил, новая беда: налёт местных из соседних деревень. Валерий сколотил команду охраны из «молодых» японских стариков и, взяв палку, вместе с ними отбивался от грабителей. Несколько чемоданов в темноте и в суете всё-таки стащили… Как же Валерию было стыдно за свою страну, за то, что он не мог достойно принять этих людей, которые, несмотря ни на что, не держали зла на Россию. Когда он провожал гостей в аэропорт, его обнимали, целовали, дарили какие-то подарки. В тот момент он узнал настоящую Японию и японцев. И тогда же он впервые ощутил, как важно для него делать что-то для людей и чувствовать их благодарность. Впредь он будет пытаться идти именно по этому пути.
1993 год. С японцами, приехавшими искать могилы своих родственников
в Россию
Однажды Рыбкину доверили небольшую группу из пяти человек — обычные с виду туристы, правда, у четверых на руке не было мизинца. Шутя, он обещал искупаться с ними в Байкале, а после передумал — вода ледяная. Японцы же разделись догола и полезли в воду. Их тела были покрыты причудливыми наколками — драконами на спине, на шеях окровавленные кинжалы. Рыбкин догадывался, что это за знаки, но не думал, что всё так серьёзно. Потом выяснилось, что это были члены одного из северных могущественных кланов якудза. Ночью те проникли к нему в номер и стали душить — не насовсем, но так, чтобы Валерий почувствовал свой конец. Это было наказанием и уроком: мужчине нельзя нарушать данное слово. Утром следующего дня японцы как ни в чём не бывало снова превратились в мирных интуристов.
Стать японцем
После такой практики на втором курсе иняза на японский язык Рыбкин уже не ходил, являлся только на зачёты и экзамены. С третьего курса он перестал посещать и другие занятия — времени на это не было. А в 94-м и вовсе уехал из России, выиграв конкурс на годовую стажировку в Нагойском университете. И здесь ему было неинтересно — его уровень языка был неизмеримо выше, чем у студентов, приехавших из Гарварда и Оксфорда. Уже тогда на японском он говорил, как на родном, и даже японцы принимали его за своего. Так что вскоре он переехал в Токио, а в Нагою наезжал только, чтобы сдавать экзамены, одновременно летал на экзамены в Иркутск и спустя два года окончил оба вуза. Тема двух его дипломных работ — «Проблема разных культур в деловой коммуникации» — была в то время очень интересна и актуальна, так что на защиту приехали все деканы. И в Нагое, и в Иркутске Валерию вручили красные дипломы.
1996 год. Токио. За приготовлением лучшего в Японии борща
В 1997 году Валерий Рыбкин поступил в аспирантуру экономического факультета Токийского университета (японское название — Тодай). Он сделал это из прагматических целей, поскольку знал о высочайшем рейтинге этого вуза: здесь готовят японскую элиту — политическую, экономическую, техническую, медицинскую и т. д. Имея такой диплом, можно стать, например, президентом Toyota. Одновременно Валерий Рыбкин видел огромный интерес японских компаний к России — многие из них хотели инвестировать в нашу экономику. Рыбкина манил большой бизнес, именно там можно было получить уникальный опыт и участвовать в больших проектах, связанных с Россией, поэтому ему были интересны глобальные японские компании, а входным билетом туда являлся Тодай. Но и этот университет ему пришлось заканчивать экстерном, поскольку он был приглашён в оргкомитет Олимпийских игр в Нагано.
Виток профессиональной карьеры в сторону спорта произошёл не случайно. Ещё в 93-м, до отъезда из России, Валерий как агент одной японской туристической компании работал с небольшой группой японских борцов, прилетевших в Екатеринбург для первых в России боёв без правил (лига Rings), в которых участвовали бойцы из разных стран и лучшие российские представители самбо и каратэ. Позже уже в Японии Валерий работал в Rings сопродюсером с российской стороны. Его наставником и названным старшим братом (яп. «аники») был Юджи Когуре — легендарный кинопродюсер и организатор боёв без правил. Вместе они приглашали тогда в Японию будущих мировых звёзд. Первые шаги в большой спорт сделали под присмотром Рыбкина Фёдор Емельяненко, Сергей Харитонов, Юрий Бекешев и многие другие.
Школа боёв без правил стала для Валерия школой борьбы за выживание. Здесь вместе с российскими бойцами он испытал и горечь поражений, и радость побед, и здесь же, представляя наших бойцов, он впервые почувствовал себя патриотом России.
Приглашённый работать в оргкомитет Олимпийских игр, он сначала был переводчиком, потом куратором России, потом в зону его ответственности добавили СНГ и страны Восточной Европы. В Нагано Рыбкин узнал пределы своих физических возможностей и способности вести людей за собой. Это было совершенно новое для него испытание — волонтёры, на которых и держится любая Олимпиада, бастовали, не выдерживая запредельных нагрузок и сильных морозов, ударивших тогда в Нагано, многие волонтёры грозились покинуть игры, что неминуемо привело бы к отказу от участия в Олимпиаде и всех сборных. Рыбкин управлял коллективом из 500 волонтёров, почти неделю не спал, пережил несколько критических ситуаций, когда на кону стоял международный престиж России и других стран. Когда всё закончилось, президент Оргкомитета Олимпийских игр в Нагано-1998 дал ему блестящую рекомендацию, которая вместе с дипломом Токийского университета гарантировала работу в любой японской компании.
Главный стратег Hitachi
Отправив своё резюме в несколько глобальных японских компаний, Рыбкин получил приглашения сразу из нескольких, но выбрал Hitachi. В 98-м году это была вторая производственная компания в Японии и 17-я в мире. Он выбрал её, потому что знал: она запустила спутник совместно с «Росавиакосмосом», и Валерий хотел заниматься тем, что было на стыке российского и японского, считал, что нужно, чтобы две страны с уникальными возможностями делали общее дело. Его не интересовали нефть, газ и автомобили, он нацелился на инфраструктурные проекты, которые создают новые индустрии и меняют жизнь целых регионов. В Hitachi Рыбкин стал сотрудником департамента стратегического развития и занимался слияниями и поглощениями. Уже в 2001 году его должность называлась «главный стратег Hitachi». Половину своего времени он отдавал проектам, которые спускались сверху, а другую посвящал России. Рыбкин подготовил план инвестиций Hitachi в Россию на несколько лет, в котором был проект создания оборудования для обнаружения пластиковых бомб (материнскую технологию для этого он нашёл в одном из Московских НИИ), совместные космические проекты, а также программы развития металлургии и химического производства. Его босс Хориучи Тецуо поддержал его, а заместитель председателя правления Hitachi Кувахара вынес проекты Рыбкина на совет директоров, и тот выделил на их разработку 20 млн долларов.
Валерий создал рабочие группы, которые провели анализ новых технологий, объездили множество российских институтов, в том числе военного назначения, в поисках технологий, которые можно применить в мирных целях. Так, например, появилась уникальная технология очистки земли под заправками. Валерий Рыбкин строил свою стратегию работы на следующем постулате: в России есть ключевые технологии, но не хватало технологий создания конечного продукта, денег и доступа к международному рынку сбыта. Зато всё это есть в Японии. Объединение ресурсов двух стран стало идеей фикс.
Карьера Валерия Рыбкина в Hitachi развивалась сверхуспешно. Юноша в возрасте 25 лет решал глобальные проблемы, управлял большими бюджетами, отвечал за стратегические направления развития гигантской компании. Его уважали, ценили и любили, его покровителями стали вице-президенты и члены правления. В 2003 году Валерию предложили подписать пожизненный контракт. Это предполагало быстрый рост по карьерной лестнице, работу по два года в филиалах компании в разных странах мира, учёбу в Гарварде… в ущерб российским проектам. Отказываясь от контракта, Валерий так и сказал: «Я хочу заниматься Россией, быть мостом между двумя странами». Ему пошли навстречу, и Рыбкин проработал в Hitachi ещё три года, но затем всё же ушёл. Причин было несколько, но главная — невозможность чувствовать и видеть радость в лицах тех людей, для которых ты трудишься. Продавая электроэнергию или прокатный стан, ты не видишь благодарность конечного пользователя, а ему этого так не хватало.
Другая причина — особенности работы с российскими госструктурами. В те годы Рыбкину всё время намекали на серые схемы и откаты, от которых он, естественно, отказывался. «Я не хочу жить по понятиям, я хочу побеждать честно», — говорил он и проигрывал тендер.
Была и ещё одна причина: менялась политика Hitachi в отношении России, и некоторые проекты сворачивались на полпути по политическим соображениям. Но Рыбкин хотел доводить начатое до конца. Единственная возможность для этого — стать президентом собственной компании. В 2006 году он так и сделал, основав в Токио консалтинговую компанию «Байкал Энерджи». Руководство Hitachi его поддержало, и некоторые из её директоров даже помогли ему в этом.
Назад в будущее
Вскоре Рыбкин запустил ряд проектов с Россией, в том числе основал совместное предприятие с крупной японской компанией Pentel — лидером на рынке канцелярских товаров в Японии. В это же время он познакомился с Леонидом Новосельским, президентом компании «Градиент», — крупнейшего поставщика в Россию товаров для дома и ухода за телом. Это стало очередным важным поворотом в жизни Валерия. Леонид предложил Рыбкину организовать поставки в Россию японских косметических и гигиенических средств. Очень скоро Валерий вышел на японскую компанию KAO, производителя стиральных порошков, косметики и предметов детской гигиены. Бренд Merries (подгузники) — самый популярный в Японии в своей нише. Вот им и занялся Рыбкин. Японские партнёры предполагали, что этот их продукт будет успешно продаваться в России, рассчитывая на 20–30 млн долларов в год, но они недооценили ситуацию. Уже через несколько лет подгузники Merries собирали в России ежегодно по несколько сотен миллионов долларов, причём без телевизионной рекламы. В этом проекте Рыбкин реализовал вместе с «Градиентом» то, к чему стремился в Hitachi, — сделать Россию плацдармом для выхода японской компании на глобальный рынок.
2015 год. Остров Сикоку. С другом и партнёром Леонидом Новосельским, объевшись суши
Тут могут возразить, что японские товары и так всемирно известны. Да, но это касается небольшого числа производителей, которые, влившись в мировую экономику, уже давно не являются строго японскими по своему духу. В то же время в Японии есть тысячи производителей, которые работают только на внутренний рынок и исповедуют культуру «Монозукури» — философию ремесла, которая предполагает вложение души в каждое изделие. Такой подход передаётся из поколения в поколение на протяжении веков, без оглядки на акционеров и стоимость капитала. Такие компании по-прежнему производят удивительно качественные товары, но не умеют работать на зарубежных рынках. В этой нише — в помощи японским производителям работать на международном рынке — и нашёл себе применение Валерий Рыбкин, здесь он видит возможность дарить радость людям и реализовывать свою жизненную философию.
К выбору зообизнеса Валерия подтолкнули несколько обстоятельств. Во-первых, производители зоотоваров используют примерно те же технологии, что и производители товаров для людей. Увидев результаты работы с подгузниками, можно было догадаться, какие возможности скрыты в зообизнесе. Но «спусковым крючком» в 2011 году был очередной приезд мамы и сестры Валерия Рыбкина в Японию — больших любителей домашних питомцев, они сказали: всё, что есть в Сибири, неприемлемо для пуделей Алисы и Люси, две эти собачки проголосовали за японские зоотовары.
2010 год. С мамой, Люсей и Алисой
И вот в 2011 году в очередную поездку в Россию Валерий взял чемодан с игрушками и аксессуарами и показал их своим друзьям из тульской компании «Зоосад». Те сказали, что цены высоковаты, но качество их оправдывает. Доказательством жизнеспособности нового проекта стала успешная распродажа сестрой Ириной японских зоотоваров на одной из выставок собак в Иркутске в 2011 году. Так появилась компания Japan Premium Pet.
Первый год Рыбкин посвятил переговорам с несколькими японскими производителями. Его партнёрами стали лучшие японские компании в своих категориях: Doggyman Hayashi, Daiichi Eizai, Earth Biochemical, Inaba, Toyota Silicagel и многие другие. А вот с крупнейшими московскими зооритейлерами договориться не удалось. Ситуация сложилась парадоксальная: на выставках владельцы животных сметали всё японское, а владельцы розничных сетей интереса не проявляли.
Видя это, Рыбкин начал завоевание России с регионов. Три года он и его правая рука в этом бизнесе — сестра Ирина — колесили по России. Но завоевание регионов не было бы возможным без его команды — без девочек, которых Валерий с любовью называет «Мои семь самураечек». Он говорит, что по силе духа они не уступают «Семи самураям» Акиро Куросавы. Правда, сегодня в компании уже гораздо больше сотрудников. В кабинете Валерия висит карта России, утыканная флажками. В одних городах продажи идут полным ходом, в других торговым партнёрам всё ещё нужна помощь, в третьих продажи пока буксуют. Стратегия завоевания России через регионы была выбрана правильная. В 2014-м и 2015 году, несмотря на кризис, компания выросла в два раза. И в нескольких московских зоосетях японские товары тоже уже представлены. Первые пять лет его зоокомпания потратила не зря, следующая пятилетка, Рыбкин уверен, будет прорывной благодаря интернету, а затем начнётся завоевание Европы.
2015 год. С сестрой Иринкой во Владикавказе
В среде столичных зоопредпринимателей и в некоторых регионах Валерий Рыбкин пока не стал своим, хотя его знают многие. Но есть много городов, где Рыбкина и его компанию не просто знают, а любят. Как ненавязчивый и деликатный японец, он говорит, что друзей у нас обретают на охоте или рыбалке, но лучше это время потратить на семинары для клиентов.
У Валерия Рыбкина есть увлечения, которым он отдаётся с русской страстью: находясь в России, играет в большой теннис — поставил цель стать чемпионом Москвы среди любителей, также обожает русскую баню и непременно с прорубью. В Японии у него дом на горе в заповеднике Атами неподалёку от подножья Фудзиямы, с видом на океан. Здесь он, упиваясь, слушает музыку и смотрит хорошее кино. В его коллекции 12 тысяч фильмов. Для этого оборудована специальная комната по последнему слову японской техники, чтобы Майлз Девис играл как живой. Также Валерий любит пешие походы к горным источникам, которых в Японии много. Но главное его хобби и в России, и в Японии — это работа. Настоящий японец, но с русской душой.