C: Ты полностью опровергаешь мое мнение о том, что заочное образование – настоящая беда. Ты окончил техникум, а потом отучился по заочке. Ты получал образование в совершенно безобразной системе, но, тем не менее, стал одним из лучших врачей в России. Как так получилось?
К: Если честно, я не против заочного образования. Как мне кажется, оно не сильно отличается по качеству от очного. Конечно, когда очное образование изменится, заочку, наверное, надо будет отменить. Ну а если человеку нужны знания, то способ найдется. Так, по-моему, всегда и получается.
С: Помимо этого, ты еще и кандидат наук?
К: Ну, это, сказать по правде, не предмет для гордости. Я считаю, что та работа, которую я защитил, далека от настоящей науки. Тема была интересная, мне хотелось этим заниматься, но формальные аспекты работы далеко увели меня от изначальной идеи.
С: А идея создать клинику? Это результат спонтанного решения или, скорее, долгих раздумий?
К: Я не собирался заниматься предпринимательством и не мечтал о собственном бизнесе. Честно говоря, некоторые аспекты административной работы меня до сих пор вводят в депрессию. Клиника появилась, потому что мне хотелось в работать в условиях, которые на тот момент не существовали. Пришлось их создать.
С: Почему тебя вообще потянуло в ветеринарию?
К: Это произошло случайно. Когда я закончил восьмой класс, мы с отцом всё лето рыбачили. А он у меня был кадровый офицер советской армии. В тот год как раз изменились правила призыва на срочную службу – в институтах перестали давать отсрочку. Призывали с первого, второго курса. Отец мне все лето говорил, что хорошо бы пойти в техникум. Чтобы в армию можно было пойти уже со средним специальным образованием, а после армии определиться куда идти дальше. А то, если в армию уйдешь с первого-второго курса, то, во-первых, могут измениться интересы, а во-вторых, будешь в армии без специальности. Отец мне посоветовал пойти в зоомедицинский техникум. Я подумал, он шутит. К тому моменту я уже год готовился к поступлению на биофак МГУ, а техникум в Салехарде – мы там тогда жили – был непрестижным заведением, куда шли те, кого не взяли в 9-й класс.
Но вот первого сентября я пошел в девятый класс и столкнулся с тем, что к нам всё еще относятся как к детям, хотя я себя уже чувствовал взрослым человеком. «Мальчики отнесите парты, раздайте учебники». Ну тут я как-то вскипел, пошел к директору и говорю:
–Дайте документы?
–Зачем?
–Пойду в техникум ветеринарный
–Отлично, шутка дня. Лучший ученик класса идет в техникум.
Она подумала, что это мой протест против родителей или что-то в таком духе, но отец пришёл, забрал документы, и на следующий день я уже был в техникуме. Там мы ходили в белых халатах, к нам обращались на «Вы»! Техникумы тогда очень хорошо снабжали. В отличие от школ, там был новая мебель. Здание было кирпичное, не деревянное. В каждом кабинете был кинопроектор! Вот так и попал в ветеринарию.
С: Тебе нравилось там учиться? Почему решил продолжать образование?
К: Было любопытно, да. Преподаватели по клиническим дисциплинам были старой советской школы, умели увлечь. Мне нравилась профессия, в другой работе я себя уже и не видел. После окончания техникума поступил в Омский ветеринарный институт, на заочное отделение. Из вузов, находившихся в относительной близости от Салехарда, он считался наиболее престижным. Ну и приглашение оттуда в техникум пришло – выпускникам, закончившим на «отлично» и «хорошо» предлагалось поступить по упрощенной схеме, только на основе собеседования. У них случился недобор на заочное отделение из-за того, что в техникумах изменилась программа. Мы закончили техникум в конце февраля, а у них в середине закончились вступительные экзамены. Вот и получился недобор. Можно сказать, что везло всю дорогу!
С: Чем тебе запомнился институт?
К: Честно говоря, об учёбе мало хороших воспоминаний. Студенческое веселье в общаге – это одно дело. А что касается учёбы, то в основном это, конечно, была какая-то формальность, архаика. Были, разумеется, единичные случаи, когда с нами работали увлеченные, фанатически преданные своей профессии преподаватели, но они были очень редки. Это было очень сложное время, преподаватели буквально голодали. У них были смешные зарплаты, ужасные условия работы. Чего там говорить, были случаи, когда у нас ребята, приезжающие из колхозов, могли получить зачёт или экзамен за пять килограммов масла.
С: А в аспирантуру ты поступил в каком году?
К: В 2000-м или 99-м. Уже здесь, в Екатеринбурге. Это было соискательство, учился три года. Научным руководителем была Шкуратова Ирина Алексеевна. Она сейчас работает в Уральском научно-исследовательском ветеринарном институте. Ушла от преподавания в чистую науку.
С: Ты работал врачом в клинике, а что дальше?
К: Сначала я работал как врач-хирург. Затем я стал ИО главного врача. Фактически мне дали в управление клинику, которая была в финансовом плане не очень успешна. Примерно за два года мне и моим врачам, удалось увеличить доход клиники в двадцать раз. Тогда сразу же появились учредители и сказали: «Спасибо большое, дальше мы будем руководить сами. А зарплаты у ваших врачей, кстати, что-то очень велики». Я расстроился, стал искать возможность организовать что-то своё. Примерно полтора года я находился в поисках инвесторов, много раз переписывал бизнес-план, обошёл очень многих людей: от бандитов и бизнесменов до президентов банков.
С: Ты приходил к бандитам и говорил: «У меня есть бизнес план»? Как это выглядело?
К: Разумеется, это происходило через каких-то знакомых. Иногда я не знал с кем говорил. Только потом узнавал, что они бандиты или банкиры. В основном люди сразу брались за калькулятор, интересовались, как быстро отобьются деньги. В это время ещё можно было заниматься коммерцией с большим уровнем рентабельности. Продавать водку Камазами с 300% наценки уже было нельзя, но ещё было много мест, куда можно было вложить деньги, мест более прибыльных, чем ветеринарный бизнес. Чтобы встретиться с нужными людьми, потребовалось полтора года.
С: Сколько времени прошло до того момента, как клиника стала рентабельной?
К: На точку безубыточности мы вышли где-то через семь месяцев. Быстрее, чем было запланировано. Мы открылись в августе 2004-го, к февралю-марту 2005-го вышли на безубыточность.
С: Сейчас для того, чтобы клиника стала рентабельной требуется больше времени.
К: Но тогда и риски были другими. Мне кажется, что сейчас можно дать гораздо более точный бизнес-прогноз. Да и административных рисков меньше. Устаканиваются отношения с собственниками, арендаторами, растёт доступность кредитов.
С: Ты считаешь, что сейчас открыть клинику легче, чем пятнадцать лет назад?
К: Открыть легче, вывести на рентабельность сложнее.
С: Ты сейчас занимаешься организацией последипломного образования. С чего вдруг такое подвижничество?
К: Мы начали этим заниматься, в первую очередь, для своих врачей. Для докторов, с которыми я работаю. А потом это переросло в нечто большее. Никакой крупной идеи не было и нет – нам просто нравится этим заниматься.
С: Ты не рассматриваешь это как бизнес?
К: Нет, не рассматриваю и думаю, что не буду рассматривать. Тем более, некоторые мероприятия получаются откровенно убыточными.
С: С моей точки зрения, твой образовательный проект «Иволга» – самый удачный из аналогичных проектов в других городах.
К: Ну, мы уже перестали этим заниматься. Стало не хватать ресурсов на организацию. Да и, как нам кажется, этот формат себя изжил. Не хватает людей, которые хотят участвовать в таких мероприятиях. К тому же компаниям-спонсорам, которые с нами сотрудничали, стало неинтересно поддерживать эти мероприятия. Им гораздо важнее массовость.
С: Ты задумываешься о каком-то другом формате? Возможно, что-то дистанционное?
К: Мы стали интенсивнее заниматься курсами, которые проходят на базе клиники. Возможно, будем расширять работу в этом направлении. Это зависит от многих факторов. Например, мы ожидали, что курс для ассистентов ветеринарных врачей будет очень популярным, но, как оказалось, спрос не велик, а себестоимость такого обучения очень высока. То же касается лабораторной диагностики. Оказалось, что владельцы клиник не готовы вкладываться в обучение лаборантов. Но мы ищем разные варианты.
С: Твоя жена – тоже ветеринарный врач? Как ты с ней познакомился?
К: По образованию – да, ветеринарный врач. Таня была главным редактором журнала «Ветеринарная клиника» и приезжала к нам в клинику. Мы много разговаривали про работу, профессию, разные проекты. Как-то все само собой произошло.
С: А у детей есть мысли пойти по стопам родителей?
К: Пока нет. Варя хочет стать аквабиологом, Федя – химиком. Ну а Гриша ещё маленький.
С: Как ты считаешь, в каких регионах наиболее интенсивно развивается ветеринария?
К: Кроме Москвы и Санкт-Петербурга, это, я думаю, Новосибирск.
С: Ты часто бываешь в Петербурге. С какими именами или событиями из ветеринарной среды для тебя связан этот город?
К: Мне кажется, что «Санкт-Петербургское ветеринарное общество» проводит самые крутые обучающие мероприятия. Привозят великолепных лекторов, темы всегда очень интересные. Перевод обычно качественный, залы хорошие. Что касается лидеров мнений, которые для меня являются авторитетами, то это многие врачи из клиники доктора Сотникова. Сам Володя, его брат Михаил, доктор Албул, Ксения Лаврова – всё это доктора высочайшего уровня. Кроме того, команда Алексея Клявина сейчас открыла отличный онкологический центр. Клиники Дмитрия Тамошкина тоже отличные. С докторами, которые открыли ветеринарный центр «Кот и пёс», я мало знаком, но результаты, которые они публикуют, впечатляют.
С: А что о Новосибирске?
К: Там Наталья Уланова – настоящий ветеринарный бриллиант. И команду она подобрала очень сильную.
С: А Москва?
К: Ну, там всего много. Как говорится, Москва – не Россия. Что касается медицины, то, конечно, безусловный лидер – «Белый Клык». В онкологической области «Биоконтроль» – законодатели моды. Думаю, что существует много клиник и докторов, которые не занимаются активным пиаром, а значит ветеринарная общественность их не знает. Их уровень может быть очень высоким. К примеру, недавно я смотрел на ютубе ролик московской клиники «Иновет» про проведение операции на открытом сердце. Честно говоря, уровень меня потряс. И это был не эксперимент, а больная собака, которой помогли. Фантастические вещи люди делают.
С: Ты много общаешься с иностранными докладчиками. Отметишь кого-нибудь?
К: Большинство иностранных докладчиков, которые к нам приезжали, – очень необычные харизматичные люди. Дело в том, что, когда мы приглашали иностранцев на наши мероприятия, мы старались приглашать дипломантов. Для того, чтобы стать дипломантом, нужно быть неординарным человеком. Особенно в Европе и США. Человеком, неординарных способностей, упорства. В Европе и США, если ты дипломант любого колледжа ветеринарной медицины, то ты уже входишь в элиту общества. Очень забавно было впервые увидеть Кёртиса Дьюи, одного из величайших неврологов современности. Мы договаривались о том, чтобы он приехал к нам в Екатеринбург за три года до самого приезда. То есть у него на три года расписаны планы. Он дипломант двух американских колледжей – неврологии и хирургии. Это очень большая редкость. Оказалось, что он выглядит очень неформально – ходит с дредами, хотя и взрослый уже. И вот он приехал в Иволгу. Я иду со своим сыном, навстречу нам идет профессор Дьюи со своей женой, а жена у него – афроамериканка, и мой сын смотрит на них, выпучивает глаза, тычет пальцем и говорит: «Папа, папа, смотри!». Я думаю: «Ну все, в первый раз увидел афроамериканку, сейчас будет неудобная ситуация». А он говорит: «Папа, посмотри, это же Оби-Ван Кеноби». Оказалось, что Дьюи очень похож на героя «Звездных войн»…