Поиск

19 февраля 2018 г. Люта, Черногория. Михаил Владимирович Кравчук

Михаил Владимирович Кравчук пять лет являлся начальником Объединения ветеринарии г. Москвы, с 2000 по 2003 гг. был главой департамента ветеринарии Минсельхоза. Ушёл в отставку по состоянию здоровья.

 

 

С. Почему вы стали ветеринарным врачом?

К. Вообще, я хотел быть морским офицером. Заниматься океанологией. Но медкомиссию в училище им. Макрова в Ленинграде я не прошёл, вернулся в Москву. Это был 10-й класс. Так как у меня мать была ветеринарным врачом, я всю жизнь был с животными, у меня были собаки, хомяки, я ходил в биологический кружок. Решил поступать в Московскую ветеринарную академию.

С. А потом вы пришли на Калининскую ветстанцию?

К. Да, я попал на Калинискую ветстанцию. А жена, по-моему, во Внуково, в погранветслужбу. Так мы начали работать. Сначала я был просто врачом, потом старшим врачом, потом исполняющим обязанности главного врача. А в 78-м году я перешёл в Первомайскую ветстанцию, был назначен главным врачом. Работал там до 82-го года. Тогда я поступил на вечернее отделение в академию внешторга и без отрыва от производства закончил ее в 86-м году. После этого я перешел в Продинторг, товароведом на фирму «Племскот», которая занималась закупкой животных. Когда Советский Союз закончился, закончилась монополия государства во внешней торговле, в этих организациях делать было больше нечего. Я начал работать в АПК-Москва, начальником отдела внешнеэкономических связей. АПК-Москва объединяла все совхозы и колхозы Москвы и Подмосковья, которые занимались овощеводством. Потом я попал в Волоколамск, где мне предложили быть замглавы администрации по экономике, чем я занимался несколько лет до тех пор, пока ко мне не приехал Сергей Владимирович Середа и не сказал, что внезапно освободилась должность главного врача Москвы. Меня представили Лужкову Юрию Михайловичу, стал работать. Проработал там лет 5, до 2000 года. В 2000 году меня пригласили в министерство сельского хозяйства, на должность главного государственного ветеринарного инспектора РФ. Там я работал до ухода на пенсию по инвалидности.

С. Это было время, в которое все развалилось, верно? Было важно, чтобы служба не разрушилась.

К. Думаю, что основную работу по сохранению службы сделал Авилов Вячеслав Михайлович. Он работал в самые тяжёлые годы. Ему удалось не дать раздербанить службу во время приватизации. Было много проблем. Прекратилось финансирование, биофабрики работали только за счёт собственных средств. Я был назначен с определёнными условиями. С Гордеевым Алексеем Васильевичем мы договорились, что предпримем меры, чтобы финансирование было нормальным. За год нам удалось выбить из Минфина все долги за десять лет. Все более-менее поднялись, начали работать, производить. Я там находился до 2003 года. В 2003 произошла очередная реорганизация ветеринарной службы. Из единой ветеринарной службы она стала разделённой.

С. Чья идея была так сделать?

К. Правительства. Это была громадная программа реорганизации. Правительство решило, что, допустим, работающий врач не должен заниматься одновременно контролем и обслуживанием населения. Поэтому решили разделить службы. Отдельно Россельхознадзор, который занимается контролем, и отдельно ветеринарная служба, которая занимается лечением, диагностикой и прочими вещами. Кроме того, отделили субъекты федерации от федерального ведомства. Они стали практически самостоятельными. Больше федеральный центр не назначал главных врачей в регионах и даже не согласовывал назначение. Я считаю, что этим службе был нанесен громадный вред. Мы практически потеряли управляемость. Если раньше руководителями назначали людей знающих, перспективных, старались соблюдать определенный порядок кадровой политики, то теперь высокие должности стали давать близким знакомым губернаторов. Мы на это повлиять почти не могли. Думаю, что с этим связаны проблемы с разными инфекционными заболеваниями, с которыми мы до сих пор не можем справиться.

С. Сегодня в Минсельхозе существует Департамент ветеринарии, и существует Россельхознадзор. Вы считаете, такая система себя оправдывает?

К. Нет, конечно. В нашей службе должно быть единоначалие. При возникновении любой проблемы сигнал должен проходить с самого верха до самого низа без всяких ограничений. Сегодня же федеральный центр мало на что может повлиять.

С. Какой выход вы видите из этой ситуации?

К. Всё рано или поздно возвращается на круги своя. Имею в виду, что нужно восстанавливать единую службу со сквозной властью. У нас президент сделал свою власть сквозной, а службу разделил. Когда есть единоначалие, то есть ответственность. В Советском Союзе служба была самой лучшей в мире. Это признавали и американцы, и Европа. Недаром МЭБ (Международное эпизоотическое бюро) было одной из немногих организаций, в которой русский язык оставался одним из основных языков. Мы на сегодняшний день заимствовали американскую систему, в которой у каждого штата своя служба, и он не подчиняется министерству. Министерство может издавать законы, инструкции, но непосредственно влиять на что-то не может. Так и у нас сейчас. Это большая ошибка.

С. Я на протяжении двадцати с лишним лет выступаю за того, чтобы лечебная деятельность, которой занимается государство, была передана в частные руки. Мне кажется, что если бы это случилось, то вектор был бы совершенно другой.

К. Я согласен с вами. И был период, когда это поощрялось. Некоторые клиники отдали в частные руки. Но после этого изменилась общая политика. Я, когда пришёл, пытался передать несколько клиник в частные руки. У них были сильные коллективы, которые вполне могли работать сами. Но позиция Лужкова была совершенно категорической. Меня бы сразу уволили с работы, если бы я даже заикнулся о приватизации.

С. При вас началась программа по стерилизации животных, которых потом выпускали обратно в естественную среду. Как вы сейчас смотрите на эту программу?

К. Я на неё смотрел отрицательно с самого начала.  Было несколько человек, которые хотели сделать на этом бизнес. Натуральные мошенники. Это были представители коммунальных служб, занимавшихся отловом животных. Использовались бюджетные деньги. Они якобы ловили животных, отвозили куда-то, убивали, и всё делалось только на бумаге. Я постарался это остановить. Мы начали метить животных, которых они привозили на осмотр. Чтобы они не могли одних и тех же животных сдавать по двадцать раз. Начался скандал, угрозы, но мы это как-то выдержали. Что касается стерилизации, то я бы может быть даже это поддержал – да, гуманно – но это сверхкоррупционно, я не хотел, чтобы государственные клиники этим занимались. Это деньги, которые выделяются на стерилизацию. Кто это будет проверять – стерилизовали – не стерилизовали? выпустили – не выпустили?

С. А самая идея вам как? Стерилизовали и выпустили на улицу.

К. Прошло уже двадцать лет, а никаких положительных эффектов нет. Бесхозных животных меньше не стало. А выделяются на это миллиарды.

С. Какой выход из этой ситуации?

К. Надо усыплять. Можно как во Франции. Там есть большие передержки, которые содержатся на общественные деньги. Люди приходят, смотрят, иногда забирают. Но это все делается исключительно на пожертвования. Я всегда был сторонником максимального контроля за бюджетными средствами. Когда мы начинали работать, ветеринарная служба была бесплатной. Не было оснований для коррупции.

С. Вы долгое время проработали с Ковригиным Анатолием Васильевичем. Кем для вас был этот человек?

К. Для меня это был великий человек, который практически создал службу в Москве. Сколько лечебниц было построено его усилиями, с помощью его влияния на руководителей Моссовета! Кроме зарплаты, у нас все было хорошо – обеспечение, медикаменты. И, конечно, он всех знал по имени – даже санитаров.

С. Да, для меня это было поразительным фактом.

К. И все у нас были по имени-отчеству! Было уважительное отношение друг к другу. Сейчас этого нет.

С. Лет 10 назад я предложил главному врачу Москвы учредить медаль имени Ковригина и вручать ее лучшим врачам. Как вы относитесь к этой идее?

К. Я всегда поддержу эту инициативу, но надо это обосновывать, ведь многие даже не знают кто он такой. Я недавно встречался с одноклассниками моего отца. Они хотели повесить доску на стене школы, в которой учились, чтобы увековечить память её первого директора, который отдал школе всю жизнь. Тем не менее, этого никто не понял. В Министерстве образования никто его не помнит.