Первого апреля утром перед дневной сменой врачи и ассистенты сидели в столовой. Большинство собравшихся пили чай: кто с печеньем, кто с шоколадками, а кто-то – просто так, не портя вкус напитка. Аллочка отглаживала и без того образцовую рабочую робу. До начала рабочего дня оставалось пятнадцать минут. Иван Иваныч посмотрел на часы и проворчал:
– Опять Игорёк впритык появится, небось. Вот любитель поспать до последнего!
– Ну и нормально, – отозвался Петрович. – Хороший сон – признак душевного здоровья.
– Ага, – кивнул Иван Иваныч, – если он не длится сутками.
Тут дверь открылась, и на второй этаж влетел, лёгок на помине, Игорёк. Бросив всем «доброе утро», он юркнул в раздевалку перед самым носом у Аллочки, которая закончила, наконец, глажку и собиралась уже преоблачиться в рабочее. С досады она стукнула ладонью по двери.
– Игорёк, что за хамство?! Не подумал даже врача вперёд пропустить, влез. Никакой субординации!
Дверь не удостоила её ответом, изнутри доносилось лишь бодрое шуршание, свидетельствуя об активной деятельности наглеца.
Впрочем, ассистент довольно быстро закончил переодеваться, выскользнул из раздевалки и, прошмыгнув мимо сердитого врача, налил себе в чашку воды – чай заварить и выпить он уже не успевал. Аллочка, ещё раз высказав недовольство в его адрес, скрылась за дверью. Однако не прошло и нескольких секунд, как из раздевалки раздался её оглушительный визг. Можно было подумать, что там произошла встреча с маньяком-убийцей или с каким-то чудовищным зверем-бармаглотом. Все повскакали и бросились на помощь. Но тут дверь распахнулась, и Аллочка с красным лицом и огромными глазами появилась на пороге.
– Игорёк, гад ты эдакий! – закричала она. – Ты что, в могилу меня свести хочешь? Тоже мне, шуточки выдумал!
Ассистент, ухмыльнувшись, повернулся к ней.
– С первым апреля, Алла Игоревна.
Закончить он, однако, не успел: пришлось уворачиваться от плюшевой собачки, секунду назад стоявшей на телевизоре, а теперь внезапно полетевшей ему в голову.
Сотрудники вошли в раздевалку. Шкафчик Аллочки был открыт, и с верхней его полки – прямо на уровне лица – свисал, покачиваясь, огромный паук, сантиметров двадцать в диаметре, не считая ног (которые при этом весьма активно двигались). Петрович подошёл, пригляделся к ужасному созданию и схватил его за туловище. Потом потянул – сзади к пауку крепилась пружина, свободным концом прилепленная к внутренностям шкафчика. Мягкотелое «чудовище», толкаемое пружиной, судя по всему, вылетело на несчастную Аллочку, как только та открыла шкафчик.
Врачи вышли из раздевалки.
– Ты, шутник, думай всё-таки, как шутить, – обратился Иван Иваныч к ухмыляющемуся ассистенту. – А то оставишь клинику без ценного сотрудника. Ну да напомнил зато, что у нас нынче день дурака.
– День смеха, – возразил Игорёк.
– Не-ет, именно дурака. День смеха – это политкорректное наименование, эвфемизм. А вот истинное название этого прекрасного дня, я бы сказал, взывает к самым глубинам бытия, не давая забывать о том, что все мы, в общем-то, в определённой степени дураки. Хотя осознать это дано только людям умным, – усмехнулся Иван Иваныч. – И, кстати, как показывает многолетняя практика, именно в этот день в клинику идёт больше, чем обычно, владельцев-дураков.
– Доктор, – отозвалась уже слегка отошедшая от испуга Аллочка, – но вы же сами говорили, что среди владельцев полностью нормальных нет, а если все ненормальные, то как же один день может отличаться в этом отношении от других?
– Ты не путай. Ненормальный – это одно, а дурак – совсем другое. Не говоря уже о том, что норма – это понятие очень условное, но не будем углубляться в философию. К тому же, заметь, я сказал, что все мы в определённой степени дураки. Но вот эта степень имеет огромное значение. Есть дураки слегка, есть дураки временами, есть дураки средней дурости, есть дураки безнадёжные. А есть такие, которых хоть в книгу заноси. В какую-нибудь «Антологию человеческой глупости». И я готов утверждать ответственно, что первое апреля в ветеринарной клинике отличается от прочих дней в году повышенным процентом визитов дураков, которые разительно выделяются на фоне обычной, так сказать, людской массы.
– Ну, у нас у всех сегодня есть реальная возможность проверить это утверждение на практике, – сказал Игорёк.
– Это да, – отозвался врач. – Кстати, время – без пяти, ассистенты уже должны быть в кабинетах. Быстро вниз, принимайте клинику у ночной смены. А у врачей ещё есть три минуты на то, чтобы допить чай.
***
Чай был допит, вся смена разошлась по рабочим местам. Иван Иваныч вошёл в кабинет, окинул его взглядом, удовлетворённо кивнул и бросил Игорьку:
– Приглашай.
Ассистент вышел, через несколько секунд дверь отворилась и в кабинет вошла троица – мужчина и женщина с собакой. Что касается владельцев, по ним сразу можно было сказать одно: люди весьма состоятельные. Мужчина выглядел лет на пятьдесят с хвостом, был одет с иголочки: хорошее пальто, дорогой костюм, модные лакированные штиблеты. Шею его украшало роскошное кашне, прихваченное булавкой с бриллиантом, манжеты рукавов, прикрывавшие запястья, скрепляли золотые запонки. Набриолиненные волосы с обширной проседью явно были уложены в парикмахерской, а лицо венчали небольшие аккуратные очки в оправе не самой низкой ценовой категории. Дама, чуть моложе на вид, была под стать своему спутнику: длинная шуба (хотя на улице было около плюс десяти), сапоги с узорами, элегантная шляпка – словно с обложки модного журнала. Многочисленные перстни, украшавшие её пальцы с длинными наманикюренными ногтями говорили не только о любви к роскоши, но и о том, что их владелица вряд ли хоть что-нибудь в этой жизни делает руками.
Но внешность владельцев меркла перед видом их питомца. Собака была просто огромной – размером с небольшого телёнка. Голова её почти достигала плеча хозяйки. Впечатление гигантских размеров многократно усиливала шерсть – длинная, пушистая, рыжая, она образовывала гриву, способную посрамить любого льва. Хвост напоминал огромный помпон, нависавший над крупом, в целом же собака казалась сказочным существом, которое вынырнуло то ли из сказки, то ли из триллера. Псина спокойно осмотрела присутствовавших в кабинете сотрудников, бухнулась на пол, заняв почти всё свободное пространство, и осклабилась, вывалив язык сквозь прутья металлического намордника.
– Здравствуйте, здравствуйте, – приветствовал вошедших Иван Иваныч. – Экое чудо к нам пожаловало! Рассказывайте, что случилось с вашим прекрасным питомцем.
– Здравствуйте, доктор, – проговорила женщина, манерно растягивая слова. – Знаете, что-то мы заметили за последнюю неделю, что у нашей Тильдочки как-то припух животик. При этом она стала, как нам кажется, несколько скучноватой и немножко вялой. Вот мы и забеспокоились.
– Ну что ж, присаживайтесь. Давайте сначала заполним карту, а потом посмотрим, что с вашей питомицей приключилось.
Он повернулся к компьютеру и стал записывать стандартную информацию – имена владельцев, адрес (жили они за городом в элитном посёлке), телефоны и прочие координаты. Дошло до данных собаки.
– Как зовут вашу любимицу?
– Матильда Нимфа Антуанетта Жозефина Лхаца Изида Виолетта Домна Пушистый Хвост.
Иван Иваныч, принявшийся было записывать, запнулся уже на «Нимфе». Выслушав всю цепочку, он посмотрел на владелицу и с извиняющейся улыбкой сказал:
– Прошу прощения, но у нас форма карточки не позволяет ввести столь длинное великолепное имя. Вы не очень сильно расстроитесь, если я запишу её просто как Матильду?
– Пожалуйста, пожалуйста. Мы её дома Тильдой зовём.
– Прекрасно. И это, насколько я понимаю, тибетский мастиф?
– Он самый, – улыбаясь, вступил в разговор мужчина. – Одна из самых редких пород у нас. И самых дорогих! Щенок нам обошёлся в сто пятьдесят тысяч.
Супруги явно гордились тем, что выложили за собаку такую баснословную сумму. Иван Иваныч не стал комментировать сей факт, записал возраст – собаке было два года. После чего перешёл к осмотру. Никаких особых отклонений в состоянии животного он не находил. Наконец дело дошло до пальпации живота. Матильда слегка забеспокоилась, но терпеливо дала доктору себя тщательно ощупать.
Через минуту Иван Иваныч поднялся и сказал владельцам:
– Знаете, надо вашей Тильдочке сделать ультразвуковое исследование брюшной полости. Есть у меня определённые предположения, но УЗИ нужно, чтобы подтвердить их. Или же опровергнуть и обнаружить что-то другое. Только я вас предупреждаю, что живот для этого надо будет выстричь и выбрить, так что часть своей великолепной шерсти ей придётся потерять.
– Ну что ж, – вздохнула владелица, – надо так надо…
Иван Иваныч послал Игорька проверить, свободен ли ультразвуковой кабинет. Проверка дала положительный результат, после чего вся честная компания туда и переместилась. Уложить такую громадину на стол не было никакой возможности, так что разместили Тильду прямо на полу. После всех соответствующих приготовлений доктор включил аппарат, нанёс гель и стал водить датчиком по брюху.
– Ну вот, – проговорил он через некоторое время, – как я и предполагал. Вот это матка, а в ней мы можем наблюдать щенка – голова, туловище, лапки. Вот ещё один. В общем, ваша Матильдочка скоро станет мамой.
При этих словах супруги посмотрели друг на друга. Их лица оторопело вытянулись. В кабинете повисло молчание.
– Но как же так? – удивлённо вымолвил после паузы муж. – Как это могло случиться? От кого?!
– Прошу прощения, – сказал Иван Иваныч, – но на этот вопрос ответить вам никак не могу. Она у вас где живёт, как гуляет?
– На своей территории, выделенной на участке, – ответила женщина. – Там просторно, можно бегать, играть. Она постоянно там содержится.
– Так может кто-то из местных кавалеров проник – через дырку в заборе, или подкоп сделал?
– Нет, это исключено, – с абсолютной уверенностью и даже некоторой обидой сказал мужчина. – У нас там забор каменный, я сам контролировал строительство. Высота четыре метра и в землю метра на полтора уходит. Кроме того, по всему периметру сигнализация установлена: ни человек, ни собака проникнуть незамеченными никак не смогут.
– Да, – поддакнула жена, – не смогут. Мы и о собственной безопасности думаем, и о наших любимицах. Чтобы нашим Тильдочке и Берточке ничто не угрожало.
– Простите, а Берточка – это кто? – переспросил Иван Иваныч.
– Это сестричка её. Мы же одновременно двух щенков взяли – чтобы, знаете ли, скучно не было в одиночестве. Они там вдвоём вполне свободно и комфортно себя чувствуют.
Иван Иваныч потёр подбородок.
– А второй щенок тоже стоил сто пятьдесят тысяч? – задумчиво спросил он.
– Конечно, – несмотря на оторопь, в интонации мужчины снова промелькнул оттенок гордости.
Врач взглянул на него.
– Скажите, а кто у вас ухаживает за собаками? Кормит, убирает, за шерстью следит, в конце концов?
– А у нас для этого специальная работница есть. Зульфия. Она, правда, по-русски никак не может научиться – два года у нас живёт, а всё молчит, в основном. Но с собаками зато у неё прекрасное понимание, потому и держим.
– А вы сами как часто с ними общаетесь?
– Каждый день. Заходим, здороваемся, разговариваем минут по десять. Иногда тискаем, знаете ли, как же без этого.
– То есть детально изучать собак, осматривать их, скажем, вам не приходится?
– В общем-то да. Нет у нас такой необходимости.
– Ага.
Иван Иваныч помолчал.
– Я прошу прощения за вопрос, но вы уверены, что вторая ваша питомица, Берточка, так вы сказали?..
– Да-да, Берточка.
– Вы уверены, что ваша Берточка на самом деле женского пола?
На сей раз тишина в кабинете висела гораздо дольше, нежели после известия о беременности Матильды.
– Ну-у, – протянул наконец мужчина, – у нас же документы на них есть, там указано: пол женский.
– Документы – вещь сама по себе прекрасная, – заметил доктор, – но вы меня, опять-таки, извините, вы Берточке когда-нибудь под хвост заглядывали? В смысле, в область паха? Так-то ничего увидеть нельзя, поскольку шерсть у собак очень длинная. Но ведь… Вы же, полагаю, в курсе, чем в первую очередь отличается особь мужского пола от женского?
– Да-а, – медленно протянула на сей раз женщина, – но доктор, ведь документы…
– Конечно, конечно, я понимаю: документы имеют огромное значение. Но они бывают и поддельные. Я, правда, ещё не встречал случаев, когда в метрике породистого животного пишут не тот пол. И вообще я могу ошибаться. Но вы сами говорите, что никакая другая собака проникнуть на вашу территорию не могла. Кроме того, судя по величине плодов на сегодняшний день, папаша вашего будущего прибавления – кобель крупный и представительный, размеров, сравнимых с Матильдой. Сомнительно, что среди контингента бездомных псов в округе могут встретиться подобные кавалеры.
Супруги вновь в молчании уставились друг на друга. Наконец, женщина проговорила:
– Доктор, и что же нам теперь делать?
– Ну, в ближайшей перспективе, я полагаю, рожать. Это, конечно, не очень хорошо, что родителями будут, судя по всему, близкие родственники. У таких щенков чаще могут встречаться серьёзные патологии. Но, по крайней мере, внешне по УЗИ ничего такого криминального я не увидел. Да и срок уже приличный, до родов осталась примерно неделя, так что никакого вмешательства я вам рекомендовать не могу ни в коем случае. Сейчас предлагаю сосредоточиться на предстоящих родах и всему, что за этим закономерно последует. Ну а потом уже будет время подумать, как избежать подобной ситуации в дальнейшем. И в любом случае я бы вам советовал уделять больше внимания своим питомцам, не перекладывая эти обязанности на своих работников – какими бы хорошими людьми они ни были…
***
Супруги, несколько пришибленные известием о близком прибавлении в семействе, уехали. Иван Иваныч с Игорьком вернулись в свой кабинет. Доктор глотнул воды и послал ассистента за следующим пациентом.
В кабинет вошла дама лет пятидесяти, с узким лицом и поджатыми губами. На плече она держала мягкую переноску, из которой выглядывала любопытная кошачья мордочка. После того, как все поздоровались, Иван Иваныч спросил клиентку, что привело её в клинику.
– Знаете, доктор, у Пушка глазки что-то слезятся. Постоянно они у него мокнут, шёрстка из-за этого тоже мокрой становится на мордочке.
Она, не ожидая приглашения, поставила переноску на стол и открыла. На свет божий с опаской, но и с одновременным любопытством вылез молодой белый персидский кот. Он дружелюбно оглядел незнакомых людей и обстановку, после чего уселся на столе. Под глазами у него явственно были видны тёмные влажные дорожки.
– Возраст какой у Пушка? – спросил Иван Иваныч.
– Полтора года, – ответила хозяйка.
– Началось это слезотечение у него давно?
– С самого раннего возраста, знаете ли. Мы его взяли в три с половиной месяца, и так всё время у него глазки и мокнут.
– Раньше к врачу не обращались по этому или какому-то другому поводу?
– Да нет. Всё, знаете ли, недосуг было.
Иван Иваныч покачал головой.
– Полагаю, что вы его также не вакцинировали?
– Чего не делали?..
– Прививки у него есть?
– Ой, да вы знаете, заводчики там что-то делали, а мы сами – я ж говорю, недосуг было.
Врач сделал неопределённый жест. Пушок подскочил к нему и помахал лапой, приглашая, видимо, поиграть.
– Нет, дорогой, – усмехнулся Иван Иваныч, – с играми уж в другой раз, а пока дай я тебя, пожалуй, осмотрю.
Он начал осмотр перса, которому все процедуры были явно не в тягость, а совсем даже наоборот – развлекали. Особенно Пушку понравился фонендоскоп: когда врач начал прослушивать его сердце и лёгкие, кот замер, с любопытством скашивая глаза в сторону интересного предмета, а по окончании аускультации попытался поймать фонендоскоп лапами. Иван Иваныч засмеялся и погрозил пальцем; в ответ Пушок поймал головой его ладонь и начал тереться об неё.
– Игорёк, принеси, пожалуйста, из хирургии флуоресцеин, а я пока карту заполню, – улыбаясь сказал врач.
Ассистент вышел, доктор сел за компьютер. Через две минуты данные были внесены, Игорёк вернулся с требуемым препаратом. Иван Иваныч набрал в шприц антибиотик.
– Сейчас вам нужно будет хорошо подержать Пушка, – сказал он владелице. – Я промою ему оба глаза, процедура это не болезненная, но не очень приятная. А потом мы ему закапаем флуоресцеин – диагностический препарат, имеющий специфическую окраску. Есть вероятность, что у вашего питомца непроходимость носослёзных каналов, поэтому слеза не может удаляться из глаз естественным путём. В норме эти канальцы – очень тоненькие – есть у всех кошек, да и у людей тоже. Образующаяся слеза с конъюнктивы оттекает по ним в носовую полость. Мы закапаем препарат, после этого нужно будет подождать и посмотреть, окрашивается ли полость носа. Если нет – значит флуоресцеин не попал в носовую туда и, следовательно, носослёзные каналы непроходимы.
– Ага, – кивнула владелица и взяла кота.
Иван Иваныч провёл обещанное промывание, которое Пушок перенёс стоически. Потом врач капнул зелёный раствор в оба глаза и слегка наклонил кошачью голову вперёд.
– А теперь подержите вот так, чтобы препарат мог стекать в нужном направлении. И посидите с ним несколько минут.
– Ага, – вновь кивнула владелица.
Она аккуратно обхватила голову кота, Пушок громко заурчал.
Через две минуты Иван Иваныч тщательно обследовал кошачий нос. Никаких намёков на попадание туда флуоресцеина не было, ноздри оставались обычного цвета.
– Надо подождать ещё минут пять, – сказал он. – Иногда препарат появляется позже – при частичной непроходимости.
Но и через пять минут картина не изменилась. Иван Иваныч тщательно обследовал обе ноздри, открыл и осмотрел рот Пушка – ни там, ни тут не было и намёка на жёлто-зелёное свечение.
– Ну что ж, – кивнул доктор, – судя по диагностической пробе, дело обстоит, как я и предположил. Пушок страдает непроходимостью носослёзных каналов. У персидских кошек такая проблема нередко встречается как врождённая. Существует два основных метода лечения. Первый – ежедневная обработка глаз, чтобы слеза не застаивалась и не возникало воспаление окружающих тканей. Второй – хирургическое лечение, восстановление проходимости каналов. Понятно, что второй способ более радикальный, но он не всегда даёт положительный эффект, а иногда вновь возникают рецидивы. Поэтому чаще всего прибегают к первому методу. В любом случае я вам рекомендую показаться нашему офтальмологу, чтобы принять взвешенное решение о подходящем варианте лечения. Он сегодня как раз принимает, если вы некоторое время подождёте, то сможет взять вас.
Хозяйка покивала, несколько секунд молча смотрела на кота. Потом произнесла:
– А зачем?
Иван Иваныч посмотрел на неё несколько недоумённо.
– Что «зачем»?
– Зачем нужны вот эти варианты лечения, про которые вы сейчас сказали?
Теперь настала очередь Иван Иваныча помолчать несколько секунд. Потом он взял лист бумаги, карандаш и нарисовал кошачью голову анфас.
– Давайте я объясню ещё раз. Вот мы видим кошачий глаз. А вот носовая полость. Между конъюнктивальным мешком глаза и носовой полостью проходит носослёзный канал, через который в норме стекает слеза и таким образом не течёт из глаза наружу, – все свои слова Иван Иваныч сопровождал прорисовкой. – А если носослёзный канал в результате врождённой проблемы или же вследствие воспаления закупоривается, то слеза уже не может стекать туда, куда нужно, что мы и наблюдаем у Пушка.
– Нет, это всё я поняла, – ответила женщина с выражением «вы меня за дуру не держите». – А зачем это вот всё делать? Вы просто сделайте так, чтобы у него слёзы не шли, ему же плакать особо причин нет. Кушает хорошо, спит на собственном кресле, никто его дома не обижает, не притесняет…
– Он не плачет, – мягко улыбнулся врач. – Слёзы вырабатываются у всех и всегда. У людей, кошек, собак. Для того, чтобы увлажнять поверхность глазного яблока. Просто в норме мы этого не видим именно потому, что слеза стекает в носовую полость, дополнительно увлажняя ещё и её.
Владелица некоторое время пожевала губами, видимо, переваривая информацию. Судя по всему, безуспешно.
– Нет, знаете, так не годится, – с лёгким возмущением наконец изрекла она. – Я к вам тут прихожу за лечением, а вы, вместо того чтобы назначить капли, от которых всё пройдёт, посылаете к другому доктору, да ещё и рассказываете, что нужно будет или проводить операцию – не иначе как очень дорогую – или всю жизнь нашему зайчику глаза обрабатывать. Что же это за лечение такое?
Игорёк, стоявший у неё за спиной, закатил глаза и закрыл лицо рукой. Иван Иваныч посмотрел на своего ассистента, потом вновь перевёл взгляд на женщину.
– Понимаете, – терпеливо начал он, – есть такое понятие, как врождённая патология. Это как у человека заячья губа или порок сердца. Иногда патологию можно устранить с помощью операции, иногда нет. И если не получается, то приходится постоянно применять какое-то лечение, чтобы сглаживать последствия того, что мы имеем. Как в случае с Пушком. Но независимо от того, можем ли мы решить проблему радикально или не можем, мы не в состоянии её устранить дачей какого-то чудо-препарата, который раз и навсегда избавит нас от имеющихся последствий. Нельзя вылечить кошку от выделения слезы, потому что выделение слезы – естественный процесс. Также нельзя вылечить от порока сердца, прекратив сердечную деятельность, потому что она является не только естественной, но и необходимой для организма, без этого невозможно жить.
Женщина опять выдержала паузу, переводя взгляд с врача на кота.
– И что, вы хотите сказать, что не можете мне назначить капли, от которых у Пушка прекратят слезиться глаза?
Иван Иваныч встал со стула, молча подошёл к окну. Некоторое время постоял так, изучая буйный расцвет весенней природы. Потом вернулся обратно на свой стул.
– Нет, не могу, – сказал он. – Я не могу назначить Пушку капли, от которых у него перестанут слезиться глаза. И никто из наших врачей не сможет. К сожалению, наша ветеринарная медицина здесь бессильна. И денег за приём я с вас не возьму. Единственное, что я мог бы вам посоветовать – это найти Пушку какого-то другого хозяина, который будет иметь возможность пожизненно проводить ему ежедневные обработки. Ну или оплатить операцию – если врач решит, что её имеет смысл сделать.
Лицо женщины вытянулось. Она встала с видом оскорблённого достоинства, пихнула кота обратно в переноску (Пушок при этом опять заурчал) и, не прощаясь, вышла из кабинета. Хлопнув дверью.
Иван Иваныч вздохнул.
– А знаешь, самое парадоксальное, что она, судя по всему, искренне любит своего питомца. Только любовь эта у неё не идёт дальше определённого уровня. Кота жалко, просто замечательный экземпляр.
Тут он хмыкнул.
– Ну вот, а ты мне не верил. Идут просто косяками, один за другим. Поднимусь я наверх, пожалуй, глотну чайку по-быстрому и продолжим. Там ко мне должна была старая клиентка прийти на консультацию по анализам, без животного. Я её тогда в кабинет запущу, если подошла, а ты сами анализы найди, пока я буду чаи гонять.
***
Иван Иваныч вышел в холл и осмотрелся. На стульях смиренно ожидали своей очереди молоденькая шатенка с переноской, в которой сидел симпатичный кремовый скоттиш-фолд, пожилой мужчина в огромных очках с выглядывающим у него из-за пазухи щенком мопса и склонная к полноте дама средних лет с громадным шиньоном на голове. Это и была клиентка Ивана Иваныча. Наконец, ближе всего к выходу на улицу, сидел парень лет двадцати пяти с тигровым питбулем. Парень был одет в спортивные штаны «адидас», чёрные «казаки» и дутую куртку, из-под которой выглядывали майка с глубоким вырезом и массивная золотая цепь. Он смотрел в потолок с отсутствующим выражением лица, челюсти театрально работали над пережёвыванием жвачки. Сидел парень точно рядом с табличкой (повешенной не так давно), на которой было написано: «Уважаемые посетители! Обратите внимание, что все собаки средних и крупных пород должны находиться в клинике в намордниках». На меланхолично глядящем в потолок, как и хозяин, питбуле никакого намордника не было.
Иван Иваныч подошёл к парню.
– Прошу прощения, уважаемый, – начал он, – хочу у вас поинтересоваться: имеете ли вы обыкновение знакомиться с правилами посещения различных учреждений, в которых бываете?
Парень поднял глаза на врача. По выражению его лица нельзя было однозначно предположить, дошёл ли до него смысл сказанного.
– А чо? – одновременно нагловато и неуверенно спросил он.
– А то, что вот тут написано, – Иван Иваныч ткнул пальцем в табличку, – что все собаки средних и крупных пород должны быть в клинике в намордниках. И мне кажется, что вашего красавца никак нельзя считать собачкой маленькой.
Молодой человек уставился на табличку и прочитал надпись – про себя, но шевеля при этом губами, как ребёнок.
– А-а, – протянул он. – А чо? Зачем это? Мы с моим Тайсоном нигде с намордником не ходим, он ваще спокойный, в натуре.
– Это неважно. Любая собака, даже спокойная, в стрессовой ситуации может повести себя не так, как в обычной жизни. Поэтому правило существует для всех.
На лице молодого человека отразилась усиленная умственная деятельность. Потом лицо его разгладилось, а вслед за этим расплылось в панибратской улыбке.
– Не, доктор, ну окей. Мы ж типа первый раз, не в курсах, чо уж теперь тут. Давайте мы сегодня уж так, по-простому, таскаать…
Иван Иваныч свёл брови к переносице.
– Тогда, боюсь, мы будем вынуждены отказать вам в приёме.
Парень слегка подрастерялся. Он опять задумался и принялся чесать в затылке.
– Не, а чо теперь делать-то? Мы ж вот, так вот, как быть-то? Чо ж, не домой же теперь ехать-то!
– Рядом с нами есть зоомагазин: как выйдете из клиники, слева увидите вывеску. Вы можете зайти туда и купить любой намордник, который подойдёт вашей собаке.
– Во, блин, это ж теперь что, ещё на намордник тратиться?..
– Другого выхода нет.
– А чо?..
Разговор, похоже, выходил на новый виток. Неизвестно, сколько бы они так препирались, но в это время дверь Аллочкиного кабинета открылась и из него вышла дама в серебристом пальто. На поводке она вела карликового пинчера в комбинезончике такого же серого цвета. Пара направилась к регистратуре – оплачивать приём.
Всё это время виновник препирательства, тигровый питбуль Тайсон лежал на полу неподвижно, никак не реагируя на происходящее и всем своим видом показывая, что эта лёгкая шумиха вокруг никак его не трогает. Он напоминал лежащего в водоёме аллигатора, и даже глаза собаки не двигались и глядели в одну точку. Но тут пинчер, следуя за своей хозяйкой, прошествовал мимо его носа. Тайсон поднялся на передних лапах – быстро и одновременно как бы нехотя – повернул морду в сторону «мелочи» и клацнул зубами.
Крокодильи челюсти, как капкан, зажали пинчерово ухо и принялись жевать. Пинчер дико заверещал. Вслед за ним завопила хозяйка. На питбуля высокие громкие звуки не произвели ни малейшего впечатления. Он даже не удосужился оторвать зад от пола. На морде у него сохранялось прежнее меланхоличное выражение, взгляд словно бы говорил: «Кормят всякой гадостью, но я не привередливый, что есть, то и будем есть». При этом не похоже было, чтобы несчастный пинчер интересовал его именно как пища – скорее это была потребность просто что-то пожевать, размять зубы – хозяин-то жвачкой явно не делился.
На визг из кабинетов вывалились все сотрудники и клиенты. Владельцы, сидевшие в холле, повскакали с мест, поднялся ужасный галдёж и переполох. Активные действия всех сочувствующих сводились, в основном, к крикам. Одни орали на питбуля, другие – на его хозяина. Сам владелец Тайсона был полностью дезориентирован. Он стоял рядом со своей собакой и только с выпученными глазами причитал: «Ты чо, Тайсон, ну ты чо». Растаскивать двух животных никто не решался. Во-первых, было очевидно, что в этом случае пинчер окончательно и бесповоротно лишится своего уха, оставив его в челюстях у питбуля. Во-вторых, подобное вмешательство явно могло быть опасным для собственного здоровья растаскивающих.
Секунд пять, помимо бессмысленного гвалта, ничего не происходило. Потом Артур, принимавший в первом кабинете, метнулся в туалет и через мгновение вылетел оттуда с пластиковым черенком для швабры. Он подскочил к питбулю сзади, схватил поводок, валявшийся на полу, сунул его в руки владельцу, рявкнув: «Держи крепко!» После чего перехватил черенок поудобнее и хряснул собаку по бедру.
Сказать, что удар не произвёл на питбуля большого эффекта, было бы сильным преувеличением. Эффекта не было вообще никакого. Пластиковая трубка не могла причинить серьёзных травм, но била всё же чувствительно, на что и рассчитывал врач. Любой другой пёс, вероятно, сразу среагировал бы и как минимум переключил внимание на неожиданного агрессора. Однако для питбуля, тело которого было словно выточено из дерева, удар швабренного черенка явно был не чувствительнее, чем похлопывание банного веника для любителя парной. И даже слабее. Артур нанёс ещё два удара. Тайсон скосил глаза на доктора, потом пришёл к выводу, что эта мелочь не стоит его внимания, и вновь весь обратился в жевание уха.
Иван Иваныч, наконец, ткнул в бок Игорька, стоящего рядом, и скомандовал:
– Ведро воды. Холодной. Быстро!
Игорёк ринулся в тот же туалет, быстро, насколько мог, наполнил большое пластиковое ведро и бегом вернулся назад. Иван Иваныч выхватил ведро у него из рук и разом выплеснул на питбуля.
К ледяной воде Тайсон оказался более чувствительным, чем к ударам палкой. По крайней мере, он перестал жевать ухо и удивлённо посмотрел на столпившихся вокруг него людей – словно увидел их впервые. Пинчера он, впрочем, не выпустил. Подождав несколько секунд, пёс, видимо, решил, что наводнение миновало, и снова принялся за своё занятие.
– Ещё! – Иван Иваныч сунул ведро в руки ассистенту.
Игорёк наполнил ещё одно ведро и сам обрушил поток воды на собаку. Теперь Тайсон не только перестал жевать, но и издал некий недовольный звук – не рычание, а какую-то утробную жалобу, своё несогласие с происходящим.
– Ещё!
Третье ведро, как в сказке, наконец принесло освобождение несчастному пинчеру. Вода выплеснулась прямо в морду Тайсона, залив ноздри, глаза и уши. Это окончательно испортило ему настроение, он выплюнул «жвачку» и принялся отфыркиваться и отряхиваться, переступая с лапы на лапу. Бедный пинчер метнулся к своей хозяйке, та схватила его на руки, не переставая рыдать. Аллочка взяла её за локоть и потащила обратно в кабинет, разбираться с пожёванным ухом.
– Ну, Тайсон, ты даёшь! – затянул хозяин питбуля. – Ну ты, это, ваще…
– Вон отсюда! – гаркнул Иван Иваныч на парня. – Вон отсюда на улицу! И стоять ждать там, никуда не деваться! И чтоб собака через минуту была в наморднике, плевать, откуда он возьмётся!
Незадачливый питовладелец открыл рот и так же, не закрывая его, бочком-бочком ретировался из клиники вместе со своим недовольным питомцем.
***
Без полиции не обошлось. Парень таки никуда не сбежал и даже с испугу купил в зоомагазине дорогой качественный намордник. Пинчерово ухо осталось на месте, но пострадало довольно сильно. После должной обработки владелица накатала заявление, не поскупившись на эпитеты и красочные описания страданий собственных и своего питомца. Только затем, наконец, стали выяснять, зачем же недальновидный хозяин всё-таки привёл Тайсона в клинику. Оказалось, что несколько дней назад собака поранила на прогулке правую заднюю лапу, и рана загноилась. Пока проводили обработку, владелец сидел тише воды, ниже травы, явно испуганный и дезориентированный всем произошедшим. Наконец, парочка покинула клинику.
Иван Иваныч проконсультировал свою клиентку, остальных животных, ждавших очереди, разобрали другие врачи. На некоторое время холл опустел, и врач с ассистентом поднялись наверх – наконец-то выпить чаю.
– Ну что, убедился в моей правоте? Вот тебе, пожалуйста: меньше чем за полдня три таких ярких образчика человеческой дурости. Причём дурость их имеет разный уровень в плане влияния на окружающий мир. Первая пара в результате происшедшего лишь пострадает сама – да и то, может быть, не так уж пострадает. Ещё и щенков продадут – за бешеные деньги, правда, уже не получится, поскольку скрещивание близкородственное. Да и у родителей, как уже очевидно, с документами не всё в порядке, мягко говоря. Во втором случае по глупости своей владелицы обречён страдать несчастный кот. А третий вариант самый печальный. Поскольку такая собака в сочетании с отсутствием мозгов у своего владельца может дел понаделать достаточно, а страдать будут окружающие. Сегодняшний пинчер ещё легко отделался. Таких безмозглых, которые обязательно хотят породу «покруче», предостаточно. Понакупят бойцовых собак, потом трагедии происходят. Нет бы, тоже карликовую породу приобрести, так им подавай что-то, чтобы окружающие боялись.
– Доктор, то есть, по-вашему, порода эта всё-таки опасная? – отозвался Игорёк. – Но вы же сами в своё время ругали идею законодательного введения списка «устрашающих» пород, говорили, что собак нельзя так делить.
– Ругал. Но не потому, что нет «опасных» собак, а потому, что к проблеме подходят не с того конца. Глупо утверждать, что не существует породных особенностей характера, которые могут делать собак опасными для окружающих. Сравни какого-нибудь лабрадора и, например, добермана. Разница очевидна. Но в конечном счёте собаку нужно воспитывать. Любую, а не только такую, которая относится к какому-нибудь «опасному списку». И закон должен быть направлен на ответственность владельца собаки независимо от породы. Хорошо воспитанный питбуль ничем не хуже и не опаснее какого-нибудь кокер-спаниеля. А выгуливать на поводке в местах, где ходят люди и другие собаки, надо всех. Так или иначе, ключевое слово – «воспитанный». А списки… Ну вот случится завтра где-нибудь: погрызёт кто-то человека, при этом собака будет такой породы, которая к списку не относится. И сразу начнётся: безобразие, упущение, как же мы эту породу упустили, давайте её тоже в список включим. Потом ещё одну добавят – и так до бесконечности. Дело-то не в собаках, а в людях. Почему машину может водить только тот, кто обучение прошёл и на права сдал, а собаку может купить кто угодно? Надо тестировать потенциальных владельцев на адекватность. До того, как они приобретут животное. Но что-то мне подсказывает, что на нашем веку этого не случится. А поскольку дураки были, есть и будут, то и неприятные инциденты, подобные сегодняшнему, будут происходить то и дело.
Он допил чай, откинулся на спинку стула и подмигнул Игорьку.
– А наше дело – минимизировать последствия дурацких действий по мере своих сил. Так что допивай свой стакан и пошли вниз. Посмотрим, кого нам ещё этот день принесёт. До вечера-то ещё далеко…