В День знаний Игорёк в первый раз заступал на смену в должности врача. И уже в полной мере из Игорька превращался в Игоря Андреевича. Палец его, прокомпостированный по весне клыком кокер-спаниеля, благополучно зажил, работе в новой должности ничто не препятствовало.
С утра он заявился за полчаса до смены, чем несказанно удивил Ивана Иваныча, привыкшего к приходу своего – теперь уже бывшего – ассистента впритык.
– Что это тебя так рано принесло? – спросил он. – Мандражируешь?
– Не-а, – глазом не моргнув ответил Игорёк. – У нас в шесть утра под окнами какой-то кретин на спорткаре на полной скорости впилился в трансформаторную будку. После этого все жители дома имели бесплатную возможность любоваться внезапным зрелищем активной работы всех спецслужб сразу. Шум и иллюминация стояли такие, что спать уже не было никакой возможности. Так что появился повод и на работу заблаговременно приехать.
– Дела-а… – протянул врач. – Лихач-то выжил?
– Как ни странно. Даже сам из кабины умудрился выбраться и, похоже, относительно легко отделался. В отличие от его машины.
– Ну, всё хорошо, что хорошо кончается. И то, что без машины остался при такой-то манере езды, тоже можно счесть положительным моментом. Ладно, ты-то к первой серьёзной смене готов?
– А чего там готовиться? Столько при вас в ассистентах ходить – после этого готов уже к любым ситуациям.
– Это хорошо. Раз так, то успехов в плавании на открытой воде, так сказать.
– Спасибо!
***
Началась смена. Обычная, повседневная. Шли животные со своими владельцами – на вакцинации, обработки, обследования. Кто с кожными болячками, кто с расстройством пищеварения, кто ещё с чем-то – всего понемногу. Обычный день, обычные пациенты.
После обеда Иван Иваныч размеренно спускался вниз. Как раз, когда он достиг первого этажа, дверь кабинета Игорька открылась и новоиспечённый доктор выглянул в холл.
– Проходите, пожалуйста, – бодро произнёс он.
Приглашение было обращено к посетителю лет сорока пяти, который сидел напротив двери. У ног его лежал крупный чёрный терьер, шерсть которого украшали вкрапления седины. Мужчина встал и подался в сторону кабинета. Однако собака повела себя ровно противоположным образом. Терьер, как мог, с учётом своих габаритов, вдвинулся задом глубже под стул, сгорбился и накрыл морду обеими лапами.
– Гром, ну пойдём, хватит тебе уже бояться! – взмолился хозяин. – Это же всего лишь укол.
По телу собаки прошла дрожь, на секунду показались блестящие глаза, после чего Гром скукожился ещё больше, пытаясь слиться с окружающим пространством до полной незаметности. Иван Иваныч подошёл к «паникёру» и присел на корточки.
– Вот уж никогда бы не подумал, что такая большая собака боится одного короткого посещения ветврача. Неужели ты хочешь нам сказать, что ты такой трусишка?
Владелец хмыкнул.
– Знаете, доктор, ирония ситуации в том, что Гром семь лет вместе со мной в уголовном розыске прослужил. На пенсию вместе вышли. Сложнейшие задания выполнял, неоднократно принимал участие в задержании преступников, пять раз брал особо опасных. У него даже ошейник наградной имеется за особые заслуги. При последнем задержании преследовали одного матёрого уголовника. Гром три часа шёл по следу в лесу, а обнаружив преследуемого, бросился вперёд. Тот в него выстрелил, ранил в плечо, хорошо – по касательной. Так Гром, несмотря на рану, его взял и удерживал, пока мы не подоспели. В общем, пёс героический. А как в клинику попадает – так словно бы его подменяют, куда только вся храбрость девается…
Иван Иваныч покачал головой.
– А вы на вакцинацию, как я понимаю?
– Ну да.
– Что ж, друг мой, не ты один такой, – доктор вновь обратился к терьеру. – Среди людей, уж поверь мне, таких случаев – хоть отбавляй. Ты вот что пойми: раз тебя на вакцинацию привели, то уколоть всё равно уколют. Только чем больше ты будешь бояться и тянуть, тем больше испереживаешься, а это, братец, ох как вредно! А тут раз – и отделался, иди себе спокойно на все четыре стороны.
Гром убрал лапы с глаз и посмотрел на Иван Иваныча. Неизвестно, что из сказанного врачом он понял, но явно счёл нужным ответить. Пёс заскулил, потом открыл рот и начал говорить. Именно говорить – ни лаем, ни чем-то иным это было назвать нельзя. На своём собачьем языке он выдал тираду звуков, в которых звучала жалоба на несправедливость окружающего мира, его несовершенство и словно бы призыв к окружающим людям – прекратить творить нелепости и оставить уже его несчастную собачью душу в покое.
– Понимаю тебя, – кивнул Иван Иваныч, когда жалобная реплика закончилась. – Но, видишь ли, какое дело… Мир этот придуман не нами, и законы его не подвластны нашим желаниям, а зачастую не подвластны и нашему разумению. И поэтому нередко приходится поступать не так, как бы нам хотелось исходя из представлений об идеальном бытии. А посему, как бы тебя не возмущала необходимость вакцинации, привиться всё равно придётся. Так что предлагаю тебе вылезти из-под стула и таки пройти в кабинет.
Гром вновь посмотрел на врача. Неизвестно, слова ли возымели своё действие или же во взгляде у Иван Иваныча было что-то такое безапелляционное, но пёс заскулил, потом – медленно, нехотя – выполз на свет божий и, как на заклание, поджав хвост и опустив голову, прошествовал в кабинет. Его хозяин с удивлением покачал головой и пошёл следом, подхватив со стула ещё и кошачью переноску, на которую до этого момента никто и внимания не обращал. Игорёк посмотрел с выражением «ну вы, доктор, даёте». Иван Иваныч зашёл в кабинет с ним вместе.
Владелец поставил переноску на смотровой стол.
– А здесь у вас кто? – спросил Игорёк. – Неужели ещё один пациент?
– Он самый, – улыбнулся мужчина.
– Ну, давайте показывайте и второго.
Из переноски на стол вышел – нет, не вышел, а выскочил – рыжий котёнок. Он являл собой полный контраст Грому (который, войдя в кабинет, тут же нашёл угол, в который можно было забиться). Пёс был очень крупным, в нём было сразу видно породу, внешность дышала благородством (даже несмотря на недостойную трусость). Кот был мелкий, явно «дворянских» кровей, шерсть на нём топорщилась, а хвост напоминал ёршик для мытья бутылок. Он осмотрелся, бодро почесал ухо задней лапой и принялся скакать по столу козлом. Рыжая физиономия была бесшабашно-наглой, ни капли страха не мелькало во взгляде.
– Так, – ухмыльнулся Иван Иваныч. – А этого представителя домашних кошачьих как кличут?
– Капитан Флинт, – с улыбкой ответил его хозяин. – Его летом на даче Гром спас. Пошли с семьёй на речку, смотрим – ящик плывёт, заколоченный. Ну, мы посмеялись, пошутили – не иначе как сокровища, мол – а Гром вдруг напрягся, уши навострил – и в воду. До ящика доплыл и носом его к берегу оттолкал. Только тут мы услышали, что внутри кто-то шевелится и пищит – слабенько так, с речки ни за что бы не услышали. Нашлась же такая сволочь, пустила в плавание котёнка в заколоченном ящике… В общем, дочка сказала – раз с «судна» выловили, то будет Капитаном Флинтом. А потом, когда котёнок оклемался и наелся, выяснилось, что характер у него тоже тот ещё – пират, как есть.
– А его тоже на вакцинацию?
– Да, пора уже.
Иван Иваныч сел на корточки и посмотрел на кота. Тот перестал скакать, сел напротив доктора и наклонил голову, навострив уши. Для полного сходства с бравым капитаном не хватало только шляпы с пером.
– Ну что, бодрый моряк, – сказал врач, – ты-то бояться не будешь, отстоишь честь пиратского флага?
Флинт стукнул по столу лапой и что-то мявкнул. С его точки зрения, мяв был, видимо, грозным и страшным, хотя для окружающих это был тоненький писк. Но и в столь несолидном звуке уже звучали отголоски грозного рыка, будущей страшилки для всех окрестных котов.
– Ну что, Игорь Андреевич, давайте начнём с молодого поколения. Я подержу.
Игорёк набрал вакцину, Иван Иваныч аккуратно зафиксировал кота. Флинт даже не дёрнулся и не издал ни звука, а когда был отпущен после инъекции, тут же вытянулся во весь рост, гордо поднял голову и принялся маршировать по столу, всем своим видом как бы показывая: «вот какой я молодец».
– Лёгкая у вас рука, доктор, – сказал владелец Игорьку.
– Спасибо, – улыбнулся тот, – но это ваш «пират» показывает редкостную бодрость духа. Крайне редко такое встречается.
Пока молодой доктор вносил данные боевого кота в компьютер, Иван Иваныч оформлял ветеринарный паспорт.
– Ну-с, с молодым поколением всё готово, закончили. А теперь таки просим пожаловать на процедуру ветеранов.
При этих словах все посмотрели на Грома. Терьер, который к этому моменту даже слегка успокоился (видимо, лелея себя мыслью «а вдруг пронесёт»), снова съёжился и постарался сильнее забиться задом в угол.
– Ну Гром… – вздохнул владелец.
Тут Флинт, повертев головой и оценив обстановку, спрыгнул на пол, подошёл к своему старшему четвероногому приятелю и уверенно пискнул на него. Гром повернул нос и что-то проговорил – жалобно и возмущённо, примерно так же, как до этого в холле «разговаривал» с Иван Иванычем. Кот возразил – разумеется, на своём кошачьем языке.
– По-моему, Флинт объясняет Грому, что прививка – это совсем не страшно и не больно, призывая не бояться, – заинтересованно проговорил Иван Иваныч. Игорёк и владелец молча кивнули.
Звери обменялись ещё парой реплик. Потом Флиту, видимо, надоело пререкаться, он подошёл ближе и, примерившись, заехал Грому лапой по морде, упакованной в мягкий намордник. Пёс встрепенулся, обиженно посмотрел на наглую мелкоту, но не встал из угла, а только опять прикрыл нос обеими лапами. Тогда кот подобрался к собачьему уху, вцепился в него зубами и принялся трепать и тянуть. Владелец крякнул. Грому было, судя по всему, не то чтобы больно, но очень неприятно. Сначала он пытался не реагировать на котоагрессию. Но наконец терпеть стало невыносимо, и пёс, в голос жалуясь на жизнь, встал на ноги и вышел из угла. Флинт оббежал чёрного гиганта сзади и ещё пару раз хлопнул по задним ногам – видимо, подгоняя вперёд. Гром вздохнул и сделал два шага к смотровому столу.
– Ну, Игорь Андреевич, – проговорил старший врач, – колем быстро, пока он не передумал.
Грома зафиксировали. Тем временем Флинт примерился к столу. Запрыгнуть наверх было невозможно – слишком высоко. Тогда кот разбежался, вспрыгнул на стул, стоявший рядом, а с него почти без остановки взлетел наверх. Игорёк аж присвистнул от восхищения. Когда он склонился над собакой со шприцем, Флинт уже нависал над своим четвероногим приятелем (который в итоге всё-таки не остался стоять, а лёг на пол), наблюдая за процедурой.
– Контролирует, – хмыкнул Иван Иваныч. – Бдит!
Если котёнок перенёс процедуру молча, не моргнув глазом, то огромный пёс начал верещать ещё до введения иглы, когда доктор только захватил кожную складку. Собственно, рука у Игорька была действительно лёгкая, так что вряд ли Гром на самом деле почувствовал саму инъекцию. Однако возмущённо-жалобные причитания продолжались ещё некоторое время после того, как игла уже была извлечена из-под толстой шкуры, пока пёс наконец-то не понял, что страдания закончились.
– Всё, любезный, отмучился на сегодня, – сказал Игорёк. – До следующего раза, который будет через год, можешь снова быть смелым псом.
Терьер сел и боязливо оглядел окружавших его людей, пытаясь удостовериться, что всё действительно закончено. Флинт поднял лапу и похлопал его по носу – но теперь уже одобряюще. Гром повернулся в его сторону и лизнул. Номер был практически смертельный, поскольку собачий язык был размером с целого котёнка. Но Флинту такие нежности явно нравились – он зажмурил глаза от удовольствия и что-то замурлыкал.
– Ну что ж, – сказал Игорёк, занося данные в карту, – сейчас всё заполним, и можете быть свободны. С Флинтом через четыре недели на ревакцинацию. Я вас запишу сейчас на определённый день и час, за два дня мы вам позвоним, напомним.
– Спасибо, – улыбнулся мужчина. – Хорошо, что хоть только Флинта. Для Грома не будет очередного стресса.
– Лично я полагаю, – сказал Иван Иваныч, – что для сильного существа одна какая-нибудь маленькая слабость простительна. Ну а Флинт… Если бы в угрозыск брали котов, он бы, думаю, показал себя на такой работе с лучшей стороны. И даже преступников мог бы задерживать, благо есть кому опытом поделиться.
***
Рабочая смена подходила к концу. Петрович и Иван Иваныч сидели наверху, Аллочка, дежурившая в ночь, уже спустилась вниз. Игорёк заканчивал принимать последнего сложного пациента: старого кота с хронической почечной недостаточностью. Самым сложным в его случае была пожилая хозяйка – вполне адекватная тётушка, но очень плохо слышащая, поэтому растолковывать всё ей нужно было очень долго, по большей части письменно.
Иван Иваныч заварил пуэр, а Петрович по случаю Дня знаний взял себе пива. Пил он только тёмное и из всех вариантов предпочитал чешское.
– Ну как, вроде достойно наш новоиспечённый доктор провёл первый день, – сказал он, откинувшись на спинку стула. – Нареканий, по-моему, никаких.
– Вполне, – согласился Иван Иваныч. – Я бы не сказал, что у него особо сложные пациенты были, но так или иначе сделал всё как нужно.
Тут в столовой появился сам Игорёк и с довольным лицом доложил:
– Всё закончилось благополучно, кот стабилен, старушка результатами визита удовлетворена.
Петрович встал.
– Ну что я тебе могу сказать, – улыбнулся он, – первый день в должности ветврача прошёл успешно. Старшее поколение тобой довольно, можем сказать, что ты молодец. С чем и поздравляем, желаем всяческих успехов в дальнейшей деятельности и всё прочее, что там обычно говорится в подобных случаях.
Он пожал руку Игорька, который расплылся ещё сильнее, явно польщённый.
– Я присоединюсь к словам Андрея Петровича. Ты только, главное, не зазнавайся, – ухмыльнулся Иван Иваныч. – В нашем деле это очень вредно. Впрочем, как и в любом другом. Как только решишь, что ты – молодец и выдающийся профессионал, так сразу что-нибудь произойдёт такое, что твой уровень самооценки уронит ниже плинтуса. А это ох как обидно!
– А вы мне чаще напоминайте о несовершенстве всего в этом мире, – ответил Игорёк, – благо у вас не заржавеет.
– Это точно.
– Пива плеснуть? – спросил Петрович. – Или ликёр можем открыть по случаю первого рабочего дня, да и праздника заодно. А то бутылка в шкафу с мая стоит нераспечатанная.
– Ну-у, можно и ликёру чуток, – неуверенно согласился Игорёк.
– Тогда уж и я присоединюсь, – сказал Иван Иваныч. – Петрович, открывай, я стопки достану.
Петрович разлил на троих ароматный Vana Tallinn.
– А вам-то ничего на пиво? – заботливо поинтересовался Игорёк.
– Да ну тебя, мне и то и другое – как слону дробина. В общем, с почином и с Днём знаний!
Ликёр был крепкий, Игорёк закрыл глаза и на несколько секунд задержал дыхание. Потом пришёл в себя.
– О, вспомнил: фонендоскоп внизу забыл. Пойду возьму.
– Во, видишь, какая прекрасная штука – эстонский ликёр, – ухмыльнулся Петрович, – сразу память у человека улучшается.
Игорёк ушёл. И практически тут же в дверях столовой появилась Танечка.
– О, Татьяна, привет! – обрадовался Иван Иваныч. – Что-то ты сегодня поздновато.
– Ну так первое сентября же, – с мечтательной улыбкой произнесла практикантка. – Поработаю в ночь.
– Тоже дело хорошее. С октября будем тебя в ассистентки переводить. Давно пора уже более основательное место в клинике занять.
– Спасибо, – всё так же мечтательно произнесла она. – Только, знаете, надо будет в октябре график составлять так, чтобы вы на свадьбу могли прийти. Как самые почётные гости.
– На свадьбу?! – в один голос произнесли врачи.
– Ты что, хочешь сказать, что замуж выходишь? – спросил Иван Иваныч.
– Ну да, – слегка удивлённо ответила Татьяна.
– За кого же?
– Как за кого? За Игорька. Он что же, никому не сказал?
– Как? За этого разгильдяя? – прогремел Петрович.
– Ну вот, пять минут назад был молодец, а теперь уже и разгильдяй, – прогудел Игорёк, появляясь в дверях и высовывая голову из-за плеча Танечки.
– Ну а кто ты есть? Даже не сказал, что жениться собрался!
– Да я как-то о работе больше думал весь день…
– Ладно, оправдывайся теперь, – засмеялся Иван Иваныч. – Надо, чтобы ничего из головы не вылетало. А то ты ж как полагаешь, что теперь женишься – и жена будет думать за двоих? Нет, Татьяна-то сможет, конечно…
– Ох и язвы же вы, доктора дорогие! – засмеялась Танечка.
– На том стоим! – бодро ответил Иван Иваныч.
Хлопнула дверь второго этажа, и через пару секунд в столовой появилась Аллочка.
– Весело у вас тут! – сказала она. – Привет, Татьяна, ты в ночь поработать собралась? Прекрасная идея! Там, правда, нет пока никого. Один ротвейлер был с абсцессом, я его уже отправила. Всех остальных ударно приняли наши ветераны с помощью «молодого специалиста» Игоря Андреича… Ну, наверняка, ещё появятся.
– Значит, можешь чайку глотнуть, – сказал Петрович. – Vana Tallin не предлагаем, тебе ещё работать. А мы, пожалуй, ещё хлопнем – за здоровье молодых.
– Каких-таких молодых? – заинтересованно спросила Аллочка.
– Да наш молодой специалист и Танечка свадьбу устраивать собрались.
– Да вы что! – обрадовалась докторша. – Я вас поздравляю.
– Где гулять-то думаете? Ресторан какой-нибудь снимете? – спросил Иван Иваныч.
– Да ну! – скривился Игорёк. – Скукота-скукотища. Да и много народу мы зазывать не собираемся. У меня друзья, бывшие одноклассники, недалеко от Долгопрудного пейнтбольный клуб держат. Места отличные – рядом с Москвой, но при этом лес, глушь, озёра… Там и на улице есть столы, и в помещении – если с погодой вдруг не повезёт. Для желающих пейнтбольные игрища устроим, для нежелающих тоже предостаточно вариантов на любой вкус. Вечером тех, кому нужно, в Москву оправим, а кто хочет – может и там остаться. Условия, конечно, не отель люкс, но нам самое оно. С ребятами я уже договорился. Вы, надеюсь, не против?
– Да нет, хорошая идея, – ответил Иван Иваныч. – В пейнтбол с вами гонять, правда, не обещаю, но вы в этом деле и без моей поддержки справитесь.
– А я вот с удовольствием краской популяюсь, разомнусь с азартом, – сказал Петрович. – Главное, на самом деле, график продумать. А то все свалят в пейнтбол гонять, а работать-то тоже надо кому-то.
– Ладно, – проговорил, вставая, Иван Иваныч. – До октября время есть ещё всё обсудить и продумать. Лично я почту за честь присутствовать на вашем бракосочетании. А сейчас поеду, пожалуй. Собственное семейство тоже дома ждёт.
– На посошок? – спросил Петрович.
Иван Иваныч подумал.
– Давай, пожалуй.
Они выпили ещё по рюмке, Игорёк отказался. Иван Иваныч подошёл к окну.
– Вот и ещё один оборот наш шарик сделал, – задумчиво проговорил он. – Завтра опять настанет утро, мир вновь заиграет своими красками и будет являть нам свои чудеса. От нас только и требуется – увидеть их. У вас, молодых, это чувство волшебного должно быть обострено, остаётся только одно – не закрывать глаза.
Он повернулся к коллегам.
– Знаете, за что я люблю нашу профессию? За то, что она позволяет мне день за днём удивляться и восхищаться яркими красками жизни. Вот как сегодня эта прекрасная парочка: огромный пёс – заслуженный боец, боящийся вакцинаций, и мелкий котёнок-малявка, которому море по колено. Это же ведь нарочно сочинить невозможно. И завтра что-нибудь этакое опять произойдёт, от чего захочется улыбаться, радоваться, что будет тёплым и огромным, полным любви и чудес. Каждое живое существо – целая вселенная, бесконечный космос, в котором каждый миг происходит такое, что и представить себе невозможно. А уж когда эти вселенные взаимодействуют между собой, тогда только и лови искры жизни.
Иван Иваныч улыбаясь, смотрел на Игорька с Танечкой, но взгляд его был направлен куда-то дальше, в нечто, доступное ему одному. Все молчали, в столовой повисла тишина.
Наконец взгляд Иван Иваныча вновь вернулся из бесконечной вселенной в ближнюю действительность. Он подошёл к Игорьку, хлопнул его по плечу.
– Ещё раз тебя с почином. На самом деле хорошо справился. Татьяна вот выучится, сразу врачом будет работать, в этом я не сомневаюсь. Ну и желаю вам двоим всяческого счастья. И чтобы вы друг в друге всегда видели эти бесконечные вселенные, полные чудес.
***
Иван Иваныч вышел из клиники в по-летнему тёплый, ароматный вечер. Уже стемнело. «Действительно, – подумал он, – хорошо всё, что хорошо кончается. Когда пациент выздоравливает. Когда молодёжь влюбляется. А если нет – то мир, в конце концов, не рушится. Хотя об этом твердят уже тысячелетия, всё конца света ждут. А он продолжает дарить нам свои подарки, открывать свою сокровищницу – каждый день, без края».
И тут, словно отвечая его мыслям, где-то вверху, в ветвях тополя, запел соловей. Иван Иваныч остановился.
«Ба! Вот это неожиданность. Соловей в центре Москвы – откуда, спрашивается? Да и поздновато уже петь ему в это время. А трель-то какую выводит – словно от всей души прощается с родными краями, прежде чем улететь на зимовку. И ведь будто меня ждал, чтобы песню завести».
Иван Иваныч прислонился к стволу тополя и стоял, молча слушая соловьиные рулады. Невидимый певец разливался на все лады, нанизывая фиоритуры одна на другую, то спускаясь вниз, то вновь уходя в верхний регистр. Он пел свою песню мастерски, чередуя коленца от присвистывания до щёлканья, проходя через множество разнообразных вариантов замысловатых трелей. То слегка затихал, то вновь принимался петь во весь голос, полностью перекрывая шум автомобилей, доносившихся с бульвара. А кроме этого шума никаких иных звуков и не было слышно – казалось, весь этот небольшой заповедный мирок старых московских переулков замер и, затаив дыхание, слушал внезапного, совсем нехарактерного для этой части города ночного певца.
Наконец, завершив очередное крещендо громкой барабанной дробью, соловей смолк. В кроне послышалось еле слышное шуршание, потом всё стихло – видимо, ночной певец снялся с тополя и полетел – туда, где ему и пристало быть в соответствии с повадками всех соловьёв. Иван Иваныч ещё чуть-чуть постоял, впитывая в себя отголоски этого внезапного чуда (не об этом ли он говорил совсем недавно?), потом оторвался от ствола дерева и пошёл в сторону метро. Навстречу ему в клинику направлялась дама с немецкой овчаркой – первый «ночной» пациент. Иван Иваныч, не останавливаясь, прошёл мимо, и через несколько секунд уже лишь тёмный силуэт его был виден в свете одинокого фонаря. Удаляющаяся тень почти пропала в арке, ведущей к бульвару, потом на мгновение появилась из темноты, выхваченная ярким светом большой улицы, и, свернув направо, исчезла окончательно.